Мечты… Они были так близки, так осуществимы… Закончить учебу, уехать в другой город, поступить в институт… Семья, дети, любящий муж… Работа… Будущее…
Нет будущего. И не будет. По крайней мере, у меня.
Почему я? Почему не кто-то другой, а именно я? Мало мне было потерять более-менее нормальную репутацию в Лицее, так я еще и потеряю жизнь…
Врач сказала, что болезнь появилась примерно полгода назад. Я вспомнила, что тогда я слегла на пару дней с сильной болью в животе, но тогда было более – менее подходщее оправдание – болезненные месячные. Парочку обезболивающих таблеток, и все, я здорова. В тот день, как сейчас помню, я «отпраздновала» свое выздоровление десятком бисквитных пирожных, от которых у меня потом опять заболел живот…
У меня, как у Сплина. Выхода нет. Ключ поверни и полетели… Песня, которую часто включает Арго, когда ей грустно.
Арго… Она не ответила мне на то сообщение. Да и вообще не появлялась  в сети несколько часов. Она не позвонила. Не пришла ко мне. Она будто бы в воду канула.
Мама… Когда она вышла из больницы, то была сама не своя. Бледная, ошарашенная. Как и я. Мама отвезла меня домой, выпила таблетки и уехала на работу.
Я осталась дома одна. Я просто сидела на кровати и смотрела в одну точку, пытаясь смириться с неизбежным.
Рак желудка. Болезнь, которая обычно была (как я считала) только у взрослых, теперь поразила и меня. Рак можно вылечить, читала я, если все будет на маленькой стадии. А у меня каким – то образом образовалась та стадия, когда всякие операции, терапии и антибиотики бессильны. Я ничего не знаю о раке, но врач сказала именно это. «Вылечить нельзя. Сожалеем.»
В один миг меня накрыла волна бессильной ярости. Да ни хрена она не сожалеет! Ей абсолютно побоку, как и всем! Зачем только врать  и говорить, что ей жаль. Ей все равно, это ее не касается…
Я чувствовала себя загнанной в угол, одинокой и беспомощной. Помнится, недавно я тчувствовала подобное… Я сквозь слезы усмехнулась. Надо же, я переживала из-за того, что меня предала сестра. Предательство можно пережить. А вот рак…
Моя бабушка по папиной линии умерла от рака, когда мне было пять. Я никогда не забуду, как она, иссохшая, похожая на скелет, без волос лежала на больничной койке, что-то говоря Алисе. На меня у нее не хватило жизни…  Она последний раз вздохнула и затихла.  После ее смерти отец запил и спустя два месяца, находясь в алкогольном опьянении, повесился в бывшей квартире своей матери.
«Выхода нет. Ключ поверни и полетели…»

2

Воскресенье. Бабушка знает о моей болезни ровно столько же, сколько и Алиса, то есть, ничего. Мама запретила говорить бабуле об этом, т.к. она еще сама не верит, что это правда. Мама не смирится с этим, пока не настанет тот час…
Арго все не объявлялась. Ее не было online, она не звонила, не приходила ко мне. Я стала переживать, а не сделала ли она что-то с собой? Надо будет прийти к ней вечером…

Бабушка, как всегда, молодец. Такие вкусные пирожки бывают только у нее! А любимая куриная грудка? Сочная, нежная, словно тает во рту… Бисквитные пирожные, мясо по-французски, паста, бутерброды с лососевым филе… Бабуля постаралась на славу, как, впрочем, и всегда.
Я положила куриную грудку на тарелку, отломила кусочек, и тут… Меня начало мутить, и довольно-таки сильно. Неужели повториться история с рулетом. Я приложила ладонь ко рту, глубоко вздыхая, стараясь подавить рвоту. Я посмотрела на бабушку, Алису и маму. Никто не заметил, что со мной твориться что-то не то.
— Я вот что заметила, Олеся, — бабушка повернулась ко мне,  и я поспешно убрала руку. – Ты похудела. Заметно похудела. Ты, что, изводишь себя диетами, как Алиса?
Я покачала головой. Нет, я не смогу это удержать в себе.
— Бабуль, мне надо выйти…
— Я уже не раз говорила, что ограничивать себя в еде, значит, ограничивать себя в существовании. Нельзя голодать только для того, чтобы иметь стройное тело, как у тех анорексичных моделей, что в полуобморочном состоянии ходят по подиуму в дорогой одежде, которая на них мешкои висит! Кому надо, полюбит тебя за твою душу! Можно быть худой, но тупой стервой, а можно быть умной, образованной…
— Кстати, — мама прервала бабушкин монолог, поняв, что со мной. – Мама, я все хотела спросить, как ты делаешь такой очаровательный пирог с капустой? Я все забываю взять у тебя рецепт.
— Все дело в тесте, — бабушка оживленно стала рассказывать маме о приготовлении пирога, а я под шумок быстренько пошла в туалет и, закрывшись, опустилась на колени, склонившись над унитазом…

… — Здравствуйте, Арго дома?
— Привет, Олеся. Арго утром ушла куда – то, но не сказала куда. В прочем, как обычно. Позвони ей.

… Арго была на крыше, как всегда, сидя на бетонной перегородке.
— Я видела, что ты идешь, — тихо сказала она, не глядя на меня.
— А я знала, что ты здесь, — нарочито веселым голосом ответила я. – Ты тут просидела весь день?
Арго кивнула и выдохнула сигаретный дым. Я подошла к перегородке и  посмотрела на Арго. Казалось, она избегает моего взгляда. Но тут я заметила, что она плачет.
— Арго, что с тобой?
Арго шусно втянула воздух.
— Н-ничего, просто… нервы. Не обращай внимания.
— Это из-за меня, да?
Арго кивнула и затряслась.
— Я только привыкла к тебе. Ты стала для меня почти сестрой, а тут…
Я обняла Арго за плечи.
— Эй, я же еще жива. Да и врачи могут ошибаться. Надо надеется на лучшее, а не хоронить меня раньше времени.
Арго всхлипнула.
— Я боюсь тебя потерять, Олеся. Прошу, прости меня.
— За что простить? Ты же мне ничего не сделала…
— Сделала…
Я с удивлением посмотрела на Арго.
— Что ты…
— Я отправила те два видео с Мариной в Сплетни, Олесь.
На мгновенье я забыла, как дышать. Я потеряла дар речи.
— Ч… что?!
— Послушай…
— Я не хочу ничего слышать! Кажется, я уже говорила, что сама решу, хочу ли я мстить ей или нет? Да как ты могла!
— Олеся…
— Ты… ты ничем не лучше Алисы! Такие же предательницы! – слезы выступили на глаза, меня затрясло. Я мысленно извинялась перед Мариной. Боже, как она будет страдать….
Арго оттолкнула меня и слезла с бетонной перегородки. Она уперла руки в боки и звенящим от гнева голосом сказала мне:
— Я предательница?! Как Алиса?! Знаешь, что, прежде, чем высказывать мне, какая я дрянь, выслушай меня вначале, не перебивая, а потом делай выводы! Между прочим, вчера днем ко мне в школу пришла Марина  и громко рассказывала группе моих одноклассниц, у которых язык без костей, о том, какая ты шалава, как тебя, якобы, пускали по кругу и как ты принесла свои трусы  в школу, чтобы, как она сказала, срубить за них бабла!
— Нет…
— ДА! Я не выдержала, сказала, что шлюха – это она, что есть даже видео, подтверждающее это и ударила ее! На глазах у директора! Как итог, моих родителей вызывают в школу, у Марины здоровенный фингал под глазом, еще и видео в Сплетнях, которое напрочь опровергает все слова Марины!
Ну же, я, что, все еще предательница?!

Я не могла поверить своим ушам… Я думала, что Марина… Что все кончилось… Я прислонилась к перегородке, пытаясь переварить услышанное.
Я поступила глупо, не дав Арго еще тогда выложить это видео. Это были не муки совести, это был дибилизм. Арго права, не стоило быть с ней такой милой. И я рада, что Арго сама, не спрашивая меня, сделала то, что должно было быть сделано несколько дней тому назад.
— Я сразу тебе сказала, Олеся, что она по характеру говно, — напомнила Арго. – Она тебя предала однажды. Она тебя…
— … предаст и дважды, — закончила я. – О, Арго, я была так глупа!
— Не реви, а то еще простудишься. Быстро успокоилась. У тебя есть деньги на проезд?

3

Вы оскорбляли ни в чем неповинного человека, веря словам шлюх. Да-да, Марина Яковлева (а так же ее потаскушки подружки), я про тебя. Ты пришла сегодня в другую школу и стала всем врать, что твоя одноклассница Олеся Безукова шлюха, которую пускали по кругу. Не о себе ли ты, случаем, говорила? Вы все обзывали Олесю, свято веря, что она шлюха, слушая Марину, которая рассказывала о том, что и с кем делала она, подставляя имя Олеси вместо своего собственного.

Думаю, эти видео станут наглядным доказательством, что шлюха их шлюх является Марина Яковлева, ученица 9 «А» класса местного Лицея, а не ее одноклассница, Олеся, которую вы так усердно поливаете грязью за то, что она, видите ли, неудачно выглядела.

Месть сладка, Марина. Думаю, теперь ты получишь по заслугам.

Арго, могла бы и поскромнее… Можно было написать, что Марина просто шлюха, а ты ей написала целое послание.
Арго: И чтобы я от тебя не слышала «Мы поступили плохо, она теперь страдает». Она свое получила, так пусть довольствуется этим! Она, что, думала, будет вечно вешать всем лапшу на уши? Хрен. Справедливость восторжествует.
Арго: Не стоит благодарностей.

… — У нас есть хорошие новости,  — сказала врач, когда мы вошли к ней в кабинет.
— Вы ошиблись? – с надеждой спросила я. – У меня нет рака?
Врач вздохнула.
— Я была бы рада, если бы мы ошиблись или перепутали анализы с другой пациенткой. Но, к сожалению, вы больны… однако, болезнь прогрессирует очень медленно, есть вероятность того, что вы сможете ее победить.
— Но вы же сказали, что спасти мою дочь невозможно, — тихо сказала мама. – И как вы определили, что болезнь медленно прогрессирует?
— Сейчас 21 век, благодаря высоким технологиям можно все!
Мама недоверчиво посмотрела на врача.
— Вашу дочь можно спасти, если болезнь застопориться. В таком случае, Олеся не сможет есть мясо, да и вообще много есть она не сможет, ее иногда будут мучить боли, которые в скором времени пройдут, но, несмотря на это, она в будущем сможет спокойно жить и рожать детей.
— Я думала, что будут какие-то операции…
Врач покачала головой.
— Моя знакомая умерла от рака желудка. И никакие операции не помогли ей, а только усугубили положение. А ваша дочь так молода, а мне так страшно, что она может  умереть от руки наших специалистов.
— Олеся может продолжать обучение?
— Да, исключением являются уроки физкультуры, которые могут стимулировать развитие болезни. Она может делать какие-то укрепляющие упражнения, ходить на ЛФК, но не перегружать себя, ни в коем случае. Бег худшее из худших, он поспособствует развитию рака.
— Но…
— Подождите, пожалуйста. Каждый понедельник Олеся должна будет ехать в больницу на еженедельное обследование. Если болезнь начнет слишком сильно прогрессировать, то мы примем меры.
— А почему нельзя принять меры прямо сейчас? – возмутилась я.
— Тебя положат в больницу и будут вкалывать в тебя антибиотики и всякие лекарства, и не все они безболезненны. Ляжешь, когда тебе станет действительно плохо и твоя жизнь будет зависеть от нас. Пока живи и наслаждайся жизнью.

-Мне не нравится эта женщина, — сказала мама, везя меня в Лицей. – Н-е н-р-а-в-и-т-с-я. Слишком беззаботная. Рак  — серьезная болезнь, не под стать нашему врачу.
— Я думала, меня положат в больницу…
— Не ты одна. Насколько я знаю, больных раком ложат в больницу под постоянный присмотр врача, пока здоровье больного не улучшится. А тут, видишь, не хотят тебя ложить. Либо не все потеряно, либо у нас просто не высококлассифицированные врачи.
Буду надеяться на лучшее, мама. Буду надеяться на лучшее…

… — Здравствуйте, извините за опоздание, можно зайти в класс? – скороговоркой сказала я, едва зайдя в кабинет.
Ксения Викторовна медленно кивнула, глядя на меня. Я приблизилась к ее столу, отдала справку с больницы и огляделась в поисках свободного места.
Тут я заметила Марину. Она сидела, опустив голову на руки и плакала. Я поняла это по сотрясающейся спине. Да и видно было, как она покраснела. Но мне было все равно. Довралась, милая. Получай свое.
Еще я заметила, как на меня смотрят одноклассники. В их взгляде не было привычной мне насмешки, презрения или ненависти. Нет. На меня смотрели… виновато. Да, именно так. Они поняли, что были неправы.
Стадо баранов.
… — Олеся, — ко мне подошел Максим. – Прости меня. Я был неправ, когда считал тебя… ну, ты знаешь кем.
О, теперь ты не можешь сказать слово шлюха?
— Надеюсь, ты не держишь на меня обиду?
— Отойди, — его отпихнул Данил, которого я ударила сумкой, когда он оскорбил меня, увидев мои слезы. Боже, это было недавно, а кажется, что только вчера…
— Тебе чего?
— Олеся, я виноват перед тобой. Прости меня за все мои слова. Я сделаю все, что угодно, чтобы снова вернуть наши прежние дружеские отношения.
Прежние дружеские отношения? Мы дружили?!

Теперь мне не свистят вслед и не кричат оскорбления.  Больше не пародируют мой «танец», не пресматривают видео с моим участием. Теперь ко мне подходят и извиняются, кто как: кто наберется мужества и извинится в лицо (обычно это делали особо поливавшие меня грязью), кто извинялся через своих «смелых» знакомых, кто через записку, подписанную или нет. Неужелт они свято верят, что их «прости, я неправ» растопит лед в душе? Я не стала к ним хорошо относится, мне до сих пор обидно и неприятно. Словам грош цена. Пусть докажут, что они действительно раскаиваются.

— Олесь, держи шоколадку в честь нашего с тобой примирения! – сказала Юля, протягивая плитку молочного шоколада. Хотела доказательства? Держи жалкую на них пародию.
— О, спасибо, как это мило с твоей стороны, — где же я научилась так притворно умиляться?! – Но я не ем шоколад, оставь себе.
— Да ладно, что ты! – Юля рассмеялась. – Мы же теперь подружки, Олеська!
Мы… кто?

Марина стала олицетворением меня во время издевок. Я смотрела на ее быстро передвигающуюся фигуру, видела, как на нее показывали пальцем, слышала все оскорбления, которые обрушились на ее голову и видела себя. Вот она, я.  Только если я была несправедливо унижена, то Марина совершенно противоположно.

Справедливость восторжествовала, Арго.